И я не знала, что нужно делать, когда хочешь гореть вместе с ним. Умирать и воскресать. Воскресать и умирать. Гореть. Летать.

Эри перевернул меня на спину и, нависнув надо мной, распахнул полы халата. Припал к груди, выжав из меня глухой стон. Горячие ладони бродили по коже, распаляя, расплавляя.

– Умоляю… Прекрати сжигать меня… – шептал и касался губами плеч. Долго дышал порывисто возле уха. Щекотал волосами и опалял кожу поцелуями. – Как остановиться, Арли?… – шарил по телу, цепляя кружево белья пальцами и придавливая меня к кровати своей тяжестью.

Запустив ладони под спину, Эри притянул меня к себе. Целовал живот и шептал снова и снова:

– Лин, останови меня, останови…

А я не могла. И не хотела.

Между нами больше не было стен. Алейн вышел из-за туч, и ледяные глыбы обид превратились в воду. Больше не было причин сомневаться. И сопротивляться.

Поцелуи опаляли кожу, оставляя розовые пятна. И каждое прикосновение Эри выжимало из горла стон. Я вцеплялась в его волосы, царапала его плечи, пытаясь сдержаться, остыть, не потерять последнюю каплю благоразумия. Но всё было бесполезно.

– Дай мне погаснуть, – томно прошептала я, когда его ладонь, скользнув под бельё, накрыла грудь. – Или в пепел преврати. Это мучение гореть так. Самое сладкое на свете.

Зарычал. Как дикий зверь. Засмеялся. Как сумасшедший.

– Ты моя девочка. Моя малышка. Я так тебя… хочу. С первого взгляда. Как озабоченный придурок. Вездесущие, знают! Видят! Издеваются надо мной! Я с трудом представлял, как буду терпеть твое присутствие в академии шесть лет. Но я бы пошёл на это… Только бы не делать тебе больно, – говорил в волосы, а затем укусил плечо. Не больно. Скользнул языком вниз по ключице и замер в яремной впадине. Приподнялся на одной руке и, осторожно зацепив завязку на белье, потянул её на себя. Чашечки ослабли и подчинились его движению: распахнулись. Я зажмурилась. Ещё никто не смел смотреть на мою грудь. Никто не смел трогать. И так как делал это Эри, не смог бы никто на свете.

Он касался поцелуями нежной кожи, а я не смела открыть глаза. Разглядывала вспышки в своей личной темноте и дрожала, как лист на ветру, от удовольствия и сладостного предвкушения. Когда осторожные прикосновения перешли в лёгкие покусывания, и по телу побежали разряды молний, я не удержалась и вскрикнула, подавшись Эри навстречу. Обхватила его плечи, притягивая к себе сильнее, и ощутила его напряжение. Стало страшно: смогу ли? Выдержу ли?

Но я не оттолкнула его. Сплетала наши пальцы и позволяла приближаться к точке невозврата. Позволяла его страсти рваться наружу болью. И больше не было стыдно.

А он шептал что-то бессвязно и целовал: губы, грудь, живот. Шарил по телу, спускаясь все ниже и ниже. Осторожно, будто кот охотится за мышью. Сначала горячая ладонь согрела талию, а потом скользнула на бедро и прокралась к трусикам. Тонкая ткань кружева, как зачарованная, потянулась за рукой Эримана, и я распахнула глаза. Я должна видеть его лицо. Смотреть в горящие глаза и пробовать бешеное пламя на вкус. Ведь оно горело для меня одной.

После всех этих событий – пропажа Ними, вето, похититель – я поняла, что сорвалась в пропасть. И спасет меня только он. Эри.

Он осторожно поцеловал, а я от неожиданности подалась вверх. Горела всё ярче и чувствовала, как по пальцам катится темень. Удержу ли свою сущность сейчас? В самый трогательный момент в моей жизни. Смогу ли испытать радость близости или стану бесплотным духом?

Эри совсем почернел и покрылся узором чешуек. Теперь его жар окутывал с ног до головы, крошки пепла сыпались на кожу и щекотали. А прикосновения не обжигали, а заставляли меня шептать его имя. Бесконечно. Непрерывно. Вытягивая гласные и не узнавая свой голос.

Он ласкал меня, а я рассыпалась прахом. Трескались привычные устои, разрушались крепости, падали дамбы и плотины. Я отдавалась Эриману всецело, потому что он отдавал всего себя. Не боялся показать мне росчерки темени по плечам, ярость пламени в радужках. Целовал и передавал свой вкус: горького пепла и терпкой золы. Но не было ничего прекрасней.

Наклонился надо мной. Мой великан. Исполин. Крупный и сильный, если нужно встать на мою защиту, но слабый и беззащитный, когда осознает, что может потерять. Задрожал, задыхаясь, подтянулся ближе, прикасаясь своим жаром, раскрывая меня, как цветок. Нежный и осторожный. С трепетом ждал пока я пережду волну боли. Расцеловывал губы, ласкал грудь, чтобы отвлечь. Шептал, что сейчас отпустит и пройдет. Что забрал бы себе всю боль, если бы мог.

А я слушала его и вбирала каждое прикосновение. Каждое слово. Старалась отпечатать в памяти каждый его взор. И запах раскаленных костров и пепла. Стонала, но сама себя не слышала. Касалась так, как никогда не касалась. И целовала, будто через секунду нас не станет.

Сквозь волну боли и удовольствия я чувствовала, как темень грызёт кожу. Знакомый обруч давил на виски. Я обращалась. Неминуемо, неконтролируемо. Так же стремительно, как мой любимый. Даже он не мог ничего поделать со своей тьмой, и причиной была я. И то, что он меня любил и желал.

Он целовал мои плечи, словно не замечая перемен в моём теле, и осторожно двигался навстречу. Опалял дыханием и срывал с губ крики. Боль пробудилась снова. Она воскресала с каждым движением, но уже не так ярко. Куда сильнее было счастье близости. И жар между нами. И желание сгореть дотла в его объятиях.

Чёрное пятно поползло по плечу, рассеивая изумрудный дым. Я раскинула почерневшие руки, стараясь не касаться Эримана, и тонкие зелёные нити потянулись за пальцами.

– Прости, любимый, – прошептала я ему в волосы. – Прости меня.

Но извинения не были нужны. Эриман не ослабевал, как тогда, в кабинете. Напротив. Его вторая ипостась, кажется, черпала силы из ниоткуда. И неминуемо набирала мощь.

Как и я.

Он вёл меня за собой туда, где я ни разу не была. Волна удовольствия, зародившись внизу живота, разлилась по телу, и я почувствовала, что поднимаюсь ввысь. Отрываюсь от накалившихся простыней и сливаюсь с небытием. Дрожь побежала по коже, и я застонала Эри в губы. Но стоило лишь распробовать ощущение на вкус, меня столь же стремительно опрокинуло вниз. Откинуло с высоты на спину, отшвырнув от ненайденного, недостигнутого предела.

В комнате пахло пеплом и тлеющим деревом. Буйным ветром и разнотравьем. Эриман передавал мне свою силу с каждым движением, а я возвращала её, преумножая. Раскрашивая своими цветами, изменяя, преобразуя. Я прижималась к нему телом, теряющим плоть, и выкрикивала его имя, уже без стыда. Нас не могли не слышать, но это самое последнее, что меня волновало. Любовь не может быть постыдной. Желание дарить – тоже. Нет между нами пропасти: разве что, преграда двух бренных тел, становящаяся тоньше с каждой секундой.

– Полетели, Эри, – прошептала я, и в голосе прорезались ненавистные металлические нотки. Укусила его плечо, обжигая губы и растирая пепел между зубами. Чтобы убедиться, что ещё во плоти. Он зашептал что-то в самое ухо, но я уже не слышала. Его тело говорило гораздо больше.